Loading...
Драмафон

«Весенний Драмафон»: рецензии от Олега Михайлова

Dramafond.ru продолжает серию рецензий членов экспертного совета на работы участников литературного забега «Весенний Драмафон-2016».

О сценариях «Джулай и Джун» Анастасии Ротарь и «В руках моих…» Елены Живой говорит драматург и сценарист Олег Михайлов.

pers_mikhailov

Олег Михайлов — драматург, сценарист, член Союза писателей Москвы.

Лауреат Международных конкурсов драматургии «Ремарка» (2014 г.) и «Маленькая премьера-2014».

Лауреат Ежегодного всероссийского конкурса драматургов под девизом «Долг, Честь, Достоинство» (2012г.), проводимого журналом «Современная драматургия».

Лауреат Х Международного литературного конкурса им. М.А. Волошина (2012); призер международных драматургических конкурсов «Действующие лица», «Евразия», «Свободный театр» и «Badenweiler». Участник семинара СТД РФ «Авторская сцена» (г. Владимир, 2013 год), участник фестивалей драматургии «Новая драма», «Любимовка» (Москва), «Propaganda: A Festival Celebrating Russian Voices» (Нью-Йорк, США), «ТИЖДЕНЬ АКТУАЛЬНОЇ П’ЄСИ» (Киев, Украина), фестиваля-лаборатории драматургии для детских театров «АртТюзАрт» (Харьков, Украина) и других.

Спектакли по пьесам Олега Михайлова поставлены во многих городах России и Украины. Сценические чтения пьес проходили в Харькове, Коктебеле, Москве, Киеве, Минске, Штутгарте, Лондоне и Нью-Йорке. Пьесы переведены на английский, эстонский и украинский языки.

Анастасия Ротарь «Джулай и Джун»

(перейти к тексту)

В известной кинокомедии «Покровские ворота» тетушка главного героя восклицает, глядя в телевизор: «Наши опять играют иностранную жизнь!» В ее словах нет, как мне кажется, никакого осуждения, а одно лишь восхищенное удивление.

Современные российские сценарии и пьесы «их иностранной жизни» я рассматриваю: а) как некий вариант эскапизма, б) попытку написать историю, способную заинтересовать иностранцев. Сам же я пишу произведения на «иностранном» материале только в том случае, если история может произойти только в определенной стране и нигде в другом месте.

В данном случае автор адаптировала под сценарный формат собственную повесть, написанную около шести лет назад под влиянием (мне так показалось) произведений модной тогда писательницы Сесилии Ахерн. Здесь я позволю себе небольшое отступление. Дело в том, что инсценирование (или адаптация) большинству людей со стороны видится следующим образом: из прозаического текста выбрасывается весь авторский текст, а реплики персонажей распределяются между актерами. Если авторский текст важен (или его много), то в инсценировку вводится еще один персонаж — Автор (или Рассказчик). Если повествование ведется от имени одного из героев, то зритель слышит его голос за кадром.

Несмотря на кажущуюся примитивность, такой (довольно топорный) подход имеет право на существование. Достаточно вспомнить советскую телевизионную адаптацию романа Сомерсета Моэма «Театр» с Вией Артмане в главной роли. Режиссер Янис Стрейч, выступивший так же в качестве сценариста, для сохранения иронической интонации автора романа, придумал нового персонажа — Человека театра (т.е. по сути того же Рассказчика), роль которого, кстати, сам же и сыграл.

Это один подход. Назвать его можно «линейной адаптаций». Но есть и другой.

Блистательный театральный драматург Рональд Харвуд радикально переосмыслил текст романа, переписав его в сценарии к фильму Иштвана Сабо «Being Julia» таким образом, что авторская ирония стала частью действия (!) без необходимости появления в кадре самого автора. Более того, Харвуд сделал зримыми те фрагменты романа, которые в советской экранизации остались за кадром именно по причине невозможности осмыслить их с помощью «линейной адаптации». (В первую очередь это конечно же спектакль, во время которого главная героиня расправляется с соперницей.)

Но вернемся к «Джулай и Джун». По жанру это «роуд-муви», в котором путешествие героя (или героев) неизбежно становится дорогой к себе. Ну, такой вот это жанр, таковы его законы. В случае со сценарием «Джулай и Джун» дело осложняется тем, что попутчиком молодой женщины по имени Джулай оказывается призрак по имени Джун. Очень болтливый призрак, что-то типа ангела-хранителя. В жизни Джулай он появился после автокатастрофы, вследствие которой она потеряла память. (Ну, это такое немножко еще и бразильское кино).

При написании сценария автор сократила свою повесть почти вдвое. И должен сразу отметить, это сделано не за счет механического избавления от описаний природы и внутренних монологов главной героини, а благодаря расширению мира прозаического текста. Вместе с тем в итоге сценарий все равно оказался перегружен словами. То, что актеры могли бы сыграть взглядами, прикосновениями и прочими невербальными коммуникациями, оказалось превращено в слова. В большинстве случаев это касается диалогов Джун и Джулая. В повести автор упоминает, что Джун «никогда не затыкается», но не настолько же…

Все это нужно сокращать, сокращать и еще раз сокращать — как минимум вдвое!

Более того — словами дополнены вещи, которые зритель может просто увидеть. Например, внутренний голос Джулай сообщает: «Кому я досадила наверху, что мне подсунули такого хранителя?». В то время как ремарки «Камень пролетает сквозь Джуна» вполне достаточно, чтобы обозначить «нематериальность» персонажа.

И вот это объяснение каждого взгляда, каждого вздоха и каждого поворота головы — очень раздражает. Это ведь не радиопостановка, кино вообще-то смотрят.

Здесь мне вновь хочется сделать небольшое отступление. На первом курсе театрального института студентам задают подготовить этюды на место действия. При этом будущий актер не должен пользоваться никаким реквизитом, а место действия обозначать с помощью ПФД (память физических действий). Цель упражнения — настолько точно отобрать физические действия, что зрителям не понадобятся слова, чтобы угадать, где происходит данное представление. Помню, как один из моих сокурсников долго и невнятно пытался что-то изобразить на площадке, а в финале, отчаявшись, воскликнул: «Проклятое книгохранилище!».

Так вот и сценаристу неплохо бы научиться настолько точно прописывать физические действия в ремарках сценария, чтобы персонажам не было нужды произносить дополнительный текст, чтобы объяснить, что он в данный момент времени чувствует и что делает.

Впрочем, такие попытки в сценарии есть. Например, когда Джулай случайно попадает в дом красавчика Эвана.

ИНТ. – ДОМ ЭВАНА ВЕРАНДА – ДЕНЬ

Джулай и Эван сидят на веранде, пьют чай. Они что-то обсуждают. Джулай бурно размахивает руками и случайно попадает Эвану по лицу.

ИНТ. – ДОМ ЭВАНА КУХНЯ — ДЕНЬ

Эван на кухне готовит.

Джулай несет ему миску с мукой, спотыкается.

Мука разлетается по кухне, осыпая Джулай и Эвана.

ИНТ. – ДОМ ЭВАНА ГОСТИНАЯ — ДЕНЬ

Джулай и Эван в гостиной играют в карты. Эван замечает, что Джулай прячет карту.

Вот перед нами только физические действия. Что они говорят мне о главной героине? Неуклюжая. Криворукая. Мухлеватая. Сомневаюсь, что автор добивался именно этого.

Автор не стала отказываться от внутреннего голоса главной героини (в повести рассказчицей является Джулай). И совершенно, как мне кажется, напрасно. Со стороны сейчас история выглядит так: Джулай общается с Джуном, которого никто, кроме нее, не видит. То есть можно сказать, что она разговаривает с кем-то в своей голове. И при этом «за кадром» звучит еще один голос, ведущий некий внутренний монолог. И это не просто усложняет структуру сценария, но еще и безумно тормозит развитие действия.

И у меня возникает вопрос (больше похожий на предложение): почему не сделать «выступления» внутреннего голоса Джулай «рамочными» — т.е. монолог в самом начале и прощание с призраком в конце?

Еще одна вещь, на которую мне бы хотелось обратить внимание. Штампы. Жуткие мелодраматические штампы.

«Перед Джулай стоит Эван. На нем штаны и фартук с рюшками и цветочками на голый торс. На руках и в волосах мука».

Слушайте, ну вот зачем обязательно подчеркивать брутальность персонажа таким вот пошлым образом? Еще, знаете, очень хорошо, когда щетинистый красавец нежно гладит щеночка или котенка, бережно прижимая его к голому мускулистому торсу. Ужас! И подобной чепухи в сценарии навалом.

Эван подобрал Джулай на дороге, где она ловила попутку. После этого она задержалась у него дома (судя по времени в ремарках) на ночь. Эта ночь из повествования выпала совершенно. Как будто это в порядке вещей: подбирать незнакомок на обочине и оставлять ночевать. Более того, героиня (как и автор сценария) тоже не рефлексирует по этому поводу — ну переночевала в чужом доме и переночевала. Я понимаю, что Джулай страдает диссоциативной амнезией (потерей памяти), но я-то нет. И у меня вопрос: они в одной постели спали? А если нет, то не боялась ли она, что ночью ей придется «оплатить» его гостеприимство? И вопросы эти не праздные, потому что мотивация персонажей в начале сценария мне совершенно непонятна. Нет, ну потом-то оказывается, что Эван поселил Джулай в гостевой комнате, но это выясняется уже на следующую ночь. И вот тут (на 18 странице) до меня, кажется, дошло, почему все герои иностранцы, а действие происходит в некоей иностранной стране. Потому что в этом случае можно лепить что угодно. Вот вообще — ВСЁ! Не заботясь о достоверности происходящего, не заморачиваясь мотивацией героев… Отринув всё мирское, как говорится.

И вот дальше — еще 125 (!) страниц — автор «лепит» нам приключения в стране розовых грёз и лабиринтах девичьей памяти. (Спойлер: Джулай так и не переспала с красавчиком Эваном).

Нет, я примерно понимаю, почему некоторые российские авторы (в основном юные девушки) отказываются писать об окружающей их реальности. Им кажется, что действительность, в которой они живут, совершенно не художественная. Здесь серо, шумно, грязно, до абсурдного пошло и до пошлости абсурдно, много грубых людей и грубых слов и ничто не располагает к возвышенным чувствам. То ли дело там… за линией горизонта. Так вот это и есть эскапизм. В самой снобистской его форме.

С другой стороны, если этот сюжет — это именно то, от чего автору не спалось ночами, то кто я такой, чтобы осуждать ее за выбор темы и героев.

Но вот лично я после прочтения именно этой истории буду спать абсолютно спокойно. Прошу извинить за подобную нечуткость. Однако я все-таки очень надеюсь, что мой отзыв не отобьет у Анастасии Ротарь желания заниматься сочинительством. Тем более, что этот автор явно литературно одарен.

Елена Живая «В руках моих…»

(перейти к тексту)

Вторая история, которую мне пришлось прочесть, погружает нас непосредственно в гущу народной жизни. Действие происходит в российской глубинке. Перед нами история непростых взаимоотношений скромного полицейского Максима и разбитной работницы сельского клуба Виолетты. Любовь, ревность, предательство и слезы под дождем в финале!

Елена Живая пишет (простите за каламбур) очень живо, крепко, мастеровито, уверенной рукой профессионала. Мне абсолютно нечего подсказать автору. Думаю, все замечания по поводу этой истории она получит от редакторов телеканала «Россия», на формат и аудиторию которого и ориентирован сценарий данного «мувика».

Читать еще по теме:

Рецензии Олега Михайлова на работы участников «Осеннего Драмафона-2014».

Комментарии:

2 comments
  1. Галина Смирнова

    Зачиталась рецензией на чужой сценарий. Олег пишет обстоятельно и доброжелательно. Думаю, что автор сценария примет во внимание советы и замечания. Олег, вам успехов, хотелось бы читать вас вновь и на ФБ.

  2. Анастасия Ротарь

    Мне было очень страшно, но я довольна. И как подробно)
    Теперь я уверена в тех корректировках, в которых сомневалась.
    Желание писать у меня ничто не отобьет 🙂

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *