Loading...
Драмафон

«Осенний Драмафон»: рецензии от Юлии Тупикиной

Мы продолжаем выкладывать рецензии на пьесы участников литературного забега «Осенний Драмафон-2014».

Драматург и сценарист Юлия Тупикина анализирует пьесы:

«Ламинированное послевкусие» Зои Гурбановой

«Гилонома» Серафимы Орловой

киносценарий «Проделки кота Бегемота» Татьяны Дербеневой

 «Война и мир 2014» Татьяны Аз (Гоцак)

pers_tupikina2

Драматург, сценарист.

Окончила Красноярский государственный университет (журналистика) и ВКСР (мастерская Людмилы Голубкиной и Олега Дормана, кинодраматург).

Неоднократный победитель драматургических фестивалей «Любимовка», «Евразия» (пьесы  «Ба», «Учебник дерзости», «Офелия боится воды»).

Шорт-листер конкурсов «Действующие лица-2014» (пьеса «Стыд и плесень»), «Маленькая премьера-2014» («Весна в городе Ю», «Уроки литературы», «Майя и Кощей»), «Новая пьеса для детей» («Майя и Кощей»), Омская драматургическая лаборатория («Учебник дерзости»), «Время драмы-лето» («Вертикальная женщина»), «Свободный театр» («Офелия боится воды»).

Спектакли по пьесе «Ба» поставлены в Саратовском театре драмы им. Слонова, Коляда-театре, Красноярском драматическом театре им. Пушкина и Прокопьевском драматическом театре.

Зоя Гурбанова «Ламинированное послевкусие»

(перейти к тексту пьесы)

Всегда полезно сформулировать содержание пьесы в одном абзаце, а в кино так и вообще формулируют в одном предложении. Например, «Ирония судьбы» о том, как напившись с друзьями накануне Нового года, один врач по ошибке оказался в другом городе, где по тому же адресу, что и он, жила учительница, и, проведя вместе новогоднюю ночь, они постепенно полюбили друг друга. В случае с этой пьесой кратко сформулировать можно так: одна женщина, много сил потратившая на образование своего сына, в попытках избавить его от игровой компьютерной зависимости обратилась к мошенникам, которые оказались преступниками и сделали его идиотом.

Дальше продолжаем анализировать. Ищем героя, которому можно сочувствовать. Им в пьесе, безусловно, является мать – потому что сын будто сошел с пропагандистского плаката времен второй мировой: он нарисован одной чёрной краской – подонок, лентяй, эгоист и просто чудовище. А мать с самого начала выписана жертвой – и даже к преступникам она обращается не сама, а её, в общем-то, заставляет подруга. Итак, мы имеем ситуацию: один герой очень плохой, он палач, второй герой очень хороший и он жертва. В самом конце очень плохой становится жертвой, его казнят, а очень хороший персонаж невольно становится палачом как бы, а на самом деле, мы понимаем, что нет, мать ещё большая жертва, потому что ей теперь всю жизнь тащить на себе этого инвалида, да ещё и винить во всём себя.

Такая драматургическая схема, конечно, весьма слабенькая: никаких тебе полутонов, никаких «а с одной стороны, а с другой стороны», никаких других сторон Луны и медали – только, как говорится, шершавый язык плаката, «пьянству бой» и проч. А ведь в «Иронии судьбы», раз уж мы начали их сравнивать, всё живёт и дышит жизнью: наши оценки врача и училки постоянно меняются, мы то злимся на них, то сочувствуем, то проклинаем за инфантильность, то восхищаемся смелостью начать всё с нуля. Ну, вроде бы, да, ну что можно хорошего найти в описываемой в пьесе аддикции – она бич нашего времени, сколько жизней потрачено на эти игры, сколько здоровья и отношений разрушено. Но, с другой стороны, я тут на днях познакомилась с преуспевающим финансовым директором, и он мне рассказал преинтересную историю о том, как компьютерные игры сделали ему карьеру. Нет, он не стал работать в этой индустрии, он просто играл, аккуратно собирая баллы, зарабатывая, обмениваясь, торгуя (а торговал он внутри игры очень тщательно – для этого даже вёл таблички в икселе, где была информация о том, какое, к примеру, сырьё – полностью виртуальное, игровое – сколько и когда стоило – и это позволяло ему делать прогнозы, принимать верные решения, зарабатывать на торговле) и в какой-то момент заработал приятную – конечно, небольшую – и главное, реальную сумму денег. И он спросил себя: зачем я занимаюсь этой виртуальной ерундой? Зачем мне вся эта торговля? И понял, что ему нравится принимать стратегические и тактические решения, ему нравится рисковать, брать ответственность – он понял про себя, что может уже быть кем-то большим, чем просто бухгалтером. И он стал финансовым директором – уже в реальной жизни. И заметьте, благодаря игре.

И я ждала чего-то подобного в этой пьесе. Вот сейчас случится этот поворот, вот сейчас эта серая мышь мать станет чудовищем, покажет своё истинное лицо, а её сын нас чем-то удивит, допустим, ну, не сразу финансовым директором станет, но что-то такое поймёт про себя и про эту жизнь благодаря игре. Не случилось. Тогда я стала думать, что сын окончательно оскотинится, дойдёт до самого дна, ужаснется, и исправится, и увидит себя со стороны, пожалеет мать. Тоже не случилось. И диплом, как то ружьё висящий на стене, так и не «выстрелил». Тогда у меня осталась последняя надежда: безусловно, мать только кажется такой овцой, а на самом деле она волк, и сейчас мы узнаем что-то о прошлом этих людей: почему сын стал таким эгоистом, какая она была раньше мать, может, она была проститутка, извращенка, или она била сына табуреткой, издевалась над ним, и вот теперь, когда он стал взрослый, он мстит ей за поруганное детство и растоптанную сыновью любовь. Но нет, и это не случилось. И тогда я загрустила, конечно. Потому что совсем непонятно, для чего написана эта пьеса и что автор хотел сказать нам. И почему автор хотя бы не дал полюбоваться нам художественными достоинствами текста, языком, ритмом фразы. Почему герои говорят на адской смеси разговорного и самого искусственной и напыщенного письменного языка? С самого начала меня испугала «груда теста» и “ направляя указательным пальцем на каждый пирожок”. А дальше пошло-поехало. Сомнительные шутки:

ЕГОР. У тебя автомат есть?
СВЕТЛАНА. Какой ещё автомат? Зачем он мне?
ЕГОР. Машинка-автомат. Та, которая стирает.

Отвратительные а-ля дурной российский сериал проговаривания вслух всей экспозиции (того, что герои знают, но что всё равно рассказывается – потому как для нас, читателей) и всего того, что герой на самом деле думает, прямо и в лоб:

«Помнишь, как ультиматум выдвинул: «Не снимешь квартиру – институт брошу». А я так мечтала видеть тебя образованным, вот с этим дипломом».

Ну и эти книжные высокопарные обороты:

«Я знала, я верила, что любые даже самые непреодолимые трудности рано или поздно заканчиваются и наступает белая счастливая полоса».

А, забыла ещё про насквозь фальшивые монологи в никуда (когда вы, автор, в жизни видели, чтобы в пустой комнате вдруг человек ни с того, ни с сего вдруг так складно заговорил сам с собою?)

СВЕТЛАНА (разговаривает с собой). Не кай−фо−нул, значит…Во, как… А я кайфую. Вот уже шесть лет работаю за троих. Ночью тесто и пирожки. С картошкой, капустой, повидлом. Вкусные выходят. Раскупают вмиг. Хвалят. Утром трусцой на рынок. Реализаторы нынче в почёте. Там и сдоба моя расходится. Клиенты в очередь выстраиваются. Даже иногда бывают заказы. На похороны да на поминки. К трём часам вприпрыжку в продуктовый магазин, что за углом. Драю да натираю до блеска всё, что должно блестеть и быть чистым. Поздно вечером волочу ноги домой и падаю замертво. Всего на несколько минут. Больше не положено. Отдышавшись от марафона, хватаю ведро да тряпку, и ползу елозить ступеньки в подъездах. Ровно в полночь тащусь домой, чтобы снова месить тесто… В таком круговороте кайфую уже шесть лет… Закрутилась так, что иногда, проснувшись от минутного сна, не могу разобрать куда бежать: на рынок иль в магазин, к пирожкам или снова мыть драить лестницу.. Не кай−фо−нул… То ли дети нынче неблагодарные, то ли время такое неправильное, бессердечное.

Короче, грустно, грустно читателю, и тошно вот от таких мужских истерик (как будто отменили подстекст, внутреннее напряжение, эмпатию, которую зритель проявляет к герою, страдающему молча, сжав зубы, а у нас волосы на теле шевелятся от непроявленного, но пронзительного). Но автор не заморачивался:

«Егор от злости забегал по комнате, спотыкаясь о сумки. То ударит кулаком о стену, то влупит по шифоньеру».

И в заключение скажу словами главной героини, женщины простой, которая, видимо, всю жизнь прожила без высшего образования, а теперь печёт пирожки чужим людям и моет полы в подъездах:

«Теперь у меня снова появилась мечта. Она выросла в душе на месте той, что уже осуществилась».

На самом деле, она, конечно, хотела сказать вот что: «Сука, мечтаю, чтобы он перестал уже рубиться в эти чёртовы игры! Маза фака, доколе!» Но у автора героиня, простая женщина, шпарит строками из Тургенева, и не потому, что она любит Тургенева (мы вообще мало про неё понимаем, персонаж нацарапан гвоздиком на картонке, никакого бэкграунда и прочих характеристик, никакой биографии или тайны), а потому что это хилое создание не доношено автором, а лишь обозначено, оно не живое. Ещё не живое. Потому что я очень советую автору таки доделать эту вещь, дописать, это будет полезное упражнение и это может быть хорошая современная пьеса, которая не будет оставлять у нас «ламинированного послевкусия».

 Серафима Орлова «Гилонома»

(перейти к тексту пьесы)

Это прекрасный текст, я читала его два раза и с огромным наслаждением. Прекрасно выстроенные и короткие диалоги, вся эта стимпанковская эстетика, захватывающий сюжет, прекрасный юмор. Пьесу хочется разобрать на цитаты:

ЖУРНАЛИСТ. У меня такой вопрос: при постоянной подмене мозговых нейронов искусственными, в конечном итоге — это буду я или ещё-раз-я?
КРИПТОНОВ. Вот если у вас рука или нога искусственная — это вы или ещё-раз-вы?
ЖУРНАЛИСТ. Сплюньте.
КРИПТОНОВ. Вы — это не ваше мясо.

Или вот:

«Кстати, хреново жить в умном доме. Везде стены с ушами, пироги с глазами… Только намылишь верёвку, а дом уже скорую вызвал».

А вот ещё:

МАКСИМ. Холод полезен. От него тараканы в голове дохнут.

Ну и чудесный кусок:

Официант приносит большой торт с белым кремом. Уходит.
ОЛЬГА. Слушайте, это неприлично. Мы почти незнакомы.
КРИПТОНОВ. Да перестаньте. Небольшое приключение. Мы взрослые люди.
ОЛЬГА. Секс можно, но это – увольте.
КРИПТОНОВ. Как старая дева. Можно подумать, вы не смотрите фотографии еды в инстаграме.

В общем, автор – большая-большая молодец, и я бы пожелала этой пьесе счастливой сценической жизни, или даже хотела бы увидеть такое стимпанковское кино – это была бы, мне кажется, чёрная комедия по жанру.

Единственное моё пожелание – не сливать финал, а как-то с ним разобраться. А то ощущение, что всё быстро схлапывается, едва начавшись. То есть, сама конструкция не головокружительная – а надо сделать головокружительную, потому как кирпичики инновационные и очень оригинальные, теперь осталось их круто уложить. В общем, что-то там должно произойти ещё в этом мире, ждем продолжения.

 Татьяна Дербенева «Проделки кота Бегемота», киносценарий

(перейти к тексту сценария)

История эта простая: три человека решили зафиксировать привидение – сфотографировать и снять на видео. Это им не удалось: привидение появилось, но не записалось. Конец.

В общем-то сценарий этот сводится к такой нехитрой зарисовочке. И такое короткометражное кино тоже имеет право на жизнь. Но мне кажется, что оно не будет выигрывать конкурсы и не будет отобрано на фестивали. Потому что оно мало даёт нам, зрителям: мы ничего нового не узнаём о нас, людях, окружающем мире. Ну да, автор придумал привидение – кстати, почему именно кот Бегемот? Вместо кота Бегемота мог быть хоть Сталин с косой – на драматургию это бы никак не повлияло. Это привидение прошло, ничего не изменив. Герои тоже никак не поменялись. Вроде бы почитали/посмотрели историю, но она такая незапоминающаяся, что возникает вопрос: зачем она вообще нужна? Ради аттракциона? Но там нет и аттракциона.

Мне всё-таки кажется, что мы, драматурги, как-то воздействуем на людей своими текстами, мы обращаемся к чувствам и ценностям, будим эмоции, даём прожить другую жизнь. И если уж засорять эфир своими текстами, то это должна быть крутая работа, чтобы люди не забыли её тут же, чтобы они думали об этом кино ещё хотя бы какое-то время после просмотра. Конечно, мы стремимся поменять мир и как-то его улучшить – это пафосно звучит, но это задача-максимум. Поэтому я призываю ставить планку выше и писать истории, на которые, как на всё настоящее, зрители будут реагировать телесно: дрожью, скованностью, слезами, учащённым пульсом, бабочками в животе.

Татьяна Аз (Гоцак) «Война и мир 2014»

(перейти к тексту)

Я бы посоветовал автору «выжать» текст – избавить его от лишних слов, сократить ровно в три раза, так чтобы вместо 72 страниц получилось 25. Это отличный квест, кстати: вот как сделать так, чтобы сохранить сюжетные линии, характеры, но при этом кратко.

Зачем нужна краткость? Пьеса в её нынешнем состоянии тонет в словах: их так много, и они часто такие блёклые или неуместно публицистичные, что это даже похоже на комиксы про строение организма, которые читает моя дочь: перед создателями этих комиксов стояла задача уместить в занимательную форму как можно больше информации, и перед драматургом Татьяной Гоцак задача стояла, по-видимому, та же самая. Комиксы в итоге оказываются утилитарными, но низкохудожественными, и полагаю, автор ожидала другого результата от своей пьесы всё же.

Как именно достигается художественность и что она такое вообще? Ужасно любопытная тема, кстати. Скажем, у нас такая ситуация: человек смотрит на море, на море мелкие волны, они отражают солнце, человек немного грустит – он думает о том, что смертен. Как передать читателям эту ситуацию художественно? Например, так:
Плещет лагуна, сотней
Мелких бликов тусклый зрачок казня
За стремленье запомнить пейзаж, способный
Обойтись без меня.

Мы видим, что художественный образ состоялся. Отдельного восхищения заслуживает мастерство поэта, который перебрасывает наше внимание как шарик от пинг-понга: лагуна-глаз-лагуна. Отдельно отметим краткость. Ведь что она такое? Она – концентрат, она фокус внимания, она тот самый инсайт, который мы изредка, если повезет, ловим в течение жизни. Человек, овладевший краткостью, становится Антоном Чеховым, ну или приближается к нему на сантиметр (Чехов машет нам на горизонте). Или такой человек становится Максимом Курочкиным, что, конечно, невероятно.

Почему подробный пересказ хроники Майдана – это низкохудожественно? Потому что он написан публицистическим стёртым языком, потому что мы читали это в новостях, потому что когда эти слова оформлены как высказывания героев – это фальшиво. Другое дело, если бы драматург придумала, нашла художественное решение для того же самого, как, например, сделали драматурги Анастасия Косодий и Татьяна Киценко, которые написали свои пьесы ровно на эту же сложную тему.

Далее – построение сцены. Об этом Олег Михайлов в своих рецензиях хорошо написал. Вот, у нас сцена в парикмахерской, героя стригут, персонажи вокруг него и он сам разговаривают. Разговор связный, длится пару минут, после чего из реплик мы понимаем, что герой уже подстрижен и он прощается. Как вы себе это представляете, автор? Хронометраж вашей сцены либо должен быть приближен к реальному времени (что невероятно), либо сцена должна быть «смонтирована»: кусочек разговора-склейка-кусочек-разговора-склейка-финал (это если вам ужасно важен именно финал – то, что чувака достригли – хотя, я не понимаю, зачем так важно это было вам в тесте, кажется, это избыточно и смысла не имеет). Либо можно было дать кусочек разговора – начало или середину, например — и не показывать, как его таки постригли и он ушел. И таких сцен у вас очень много. Что, кстати, может вызвать смех в зале, потому что абсурдно, а я не уверена, что вы задумывали этот абсурд и выстраивали этот смех.

Далее мне хотелось бы коснуться немного такой страшной вещи как вторичность. Один раз можно нарисовать чёрный квадрат, второй раз – нет. Например, если уж мы про геометрические фигуры, ваш любовный треугольник. Вот чем он так свеж? Что нового вы можете прибавить к описанию подобного? Такие истории – не сами истории, а их описание, художественно решение – много раз были рассказаны: муж ворчит, жена вырвалась из домохозяйства на работу, у неё эйфория, муж требует борща, у неё мало времени, тут встречается романтичный чел, который шлёт орхидеи и Джо Дассена, и чай горячий с малиновым вареньем приносит, в кино ведёт. И она немножко изменяет мужу. Хочется мяса. Хочется мяса и крови, чего-то нового, каких-то новых слов (не ситуаций – треугольники вечные – а именно слов, художественных решений). Нельзя, чтобы герои разговаривали правильно, по делу и абсолютно как в плохих сериалах. Пусть они говорят коряво и вымучивают слова, пусть они совершают какие-то странные поступки, пусть они сами будут живые, не картонные, не придуманные кем-то раньше, то есть, другими словами, пусть чёрный квадрат будет мокрой пирамидой – и тогда мы восхитимся, тогда мы потянемся к такому тексту (спектаклю), тогда это попадёт к нам в душу и вылечит нас от нашей собственной боли.

В общем, так: побыть в тишине, придумать новые слова и сконцентрировать. Это искусство, к которому все мы стремимся.

Читать еще:

Рецензии от Олега Михайлова

Комментарии:

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *