Loading...
Драмафон

«Осенний Драмафон»: рецензии от Дэна Гуменного. Часть 2

Завершающая часть рецензий на работы литературного забега «Осенний Драмафон-2014» — драматург Дэн Гуменный пишет отзывы на пьесы:

«Моль-ехидна» Юлии Леухиной

«Золушка навсегда» Владимира Лидского

«Лавочник» Екатерины Васильевой

gumenny

Дэн Гуменный — драматург, куратор фестиваля «Тиждень актуальної п’єси» (Киев); редактор делового журнала «Компаньон»; один из лидеров движения «Украинская Новая Драма».

Пьесы автора становились лауреатами и шорт-листерами драматургических конкурсов «Любимовка», «Первая читка» Володинского фестиваля, Омская международная драматургическая лаборатория, Волошинский конкурс, «Евразия», «Тиждень актуальної п’єси» и др.

Тексты пьес переведены на чешский, польский, английский. Постановки спектаклей осуществлены в Украине и Чехии: коллективный сайт-специфик спектакль «Леденец», «Щелкунчик», «Vrtkav? ?test? m?» и прочее.

В рамках лаборатории «Диалоги о драматургии» (весна-лето 2014) преподавал теорию и практику написания пьес. Результат — пьесы учеников попали в шорт-лист фестиваля «Любимовка» (Москва) и «Тиждень актуальної п’єси» (Киев).

 

 

Юлия Леухина «Моль-ехидна»

 (перейти к тексту)

Заинтриговало название этой «драмы в шести действиях». Полез в Google — узнал, что есть такие особенные «мамы-ехидны», которые носят детей на груди и спине в слингах и «которым близок естественный подход в воспитании и выращивании человеческих детенышей». Какой бы не была пьеса далее — спасибо Юлии за это новое знание. Кстати, о «моли-ехидне» в поисковике практически ничего нет.

 Из списка действующих лиц узнал, что МОЛЬ — это такой персонаж пьесы: «насекомое в человеческом обличие». Другой интересный персонаж — трехмесячный РЕБЕНОК, которого потенциальные режиссеры смогут легко заменить на куклу. Список персонажей пьесы не лишен постмодернистской иронии — папу и маму малыша в пьесе зовут по именам (ВЕРА ЮРА), а вот персонажи МАМА и ПАПА — на самом деле: бабушка и дедушка. Сразу становится понятно, что РЕБЕНОК в этой семье — немного сбоку от каких-либо иерархий. Но коль в пьесе есть МОЛЬ, почему бы не сделать и РЕБЕНКА кем-то особенным? А не только персонажем, в функции которого входит засыпать и просыпаться. Если отрываться, то почему не по полной?

 В начале пьесы МОЛЬ заменяет ВЕРЕ назойливую городскую клушу, точно приехавшую проведать подругу из недавно покинутого города:

 

Моль. Ничего! Можно я у вас поживу? Мне недолго осталось — недельку другую.
Вера. Угу, а потом дырки после тебя зашивай..
Моль. Да, не ем я ничего. Вот почитай в интернете.
Вера (читает). Моль относится к семейству бабочек. В мире существует около 150 тысяч видов моли.
Моль. Да! Я — бабочка, очень красивая бабочка. Смотри как у меня крылышки переливаются на свету!
Вера (продолжает читать). Моль, которая обычно портит одежду в домах относится к виду Пиралида.
Моль. Нет, это не я! Я не такая…

Пьеса начинается лихо. С первых же страниц просится на сцену какого-то регионального ТЮЗа. Горожане, уехавшие в деревню за чистым воздухом и здоровой жизнью: отец вкалывает за полцены на жадную бабку плотником-строителем (уж не библейские ли это мотивы, и не окажется ли РЕБЕНЕК непорочно зачатым?), мать — нянчит малыша и дружит с ноутбуком и говорящей молью. Молодое семейство ждет родственников в гости, «которым на автобусе 15 часов ехать». С их приезда и начинаются довольно банальные и предсказуемые конфликты. И вот здесь хочется спросить автора: ну, коли вы уже моль в человеческий рост придумали, так может отпустить свою фантазию и отойти от этих штампов, когда горожанин обязательно должен с порога возмутиться «спартанским туалетом на улице», а глава молодого семейства тихо ненавидит пришлых родичей и город, «потому что там звезд не видно»?

 Или другой вариант: в этих легко узнаваемых паттернах можно написать яркие характерные роли для актеров, да такие, что за них драться на распределении станут. Скажите себе честно — я пишу комедию и вот сделайте их не «похожими на настоящих людей», уйдите от документальности в поле некоего «сверхпреувеличения». Плюс автора — это ирония. Но, по моему убеждению, сатира здесь нужнее. Вспомните, «Собачье сердце». Автор, Юлия, ну вот такие вы задали исходные для своей пьесы — теперь нужно быть смелее и из просто «милой вещицы» сделать едкое произведение, вложив туда не только свойственный вам природный юмор (а это чувствуется!), а и толику личной — пусть будет это слово — обиды. Ведь не просто ж так вы выбрали подобную тему и сюжет? Значит, что-то же болит у вас внутри от этого? А если не болит, то и браться не стоит!

 И вообще, «дожимайте» сцены — коль уж произошла некая «херня», то пусть это будет «херня вселенского масштаба». Проверяйте героев на прочность, лупите, а не гладьте. Чего их жалеть? Вас жизнь жалеет? Ставьте препятствия — пусть проявят себя, пусть выкручиваются! А то что у нас? Снова конфликты на уровне «вегетарианцы-мясоеды» и «кормить ребенка по режиму или по требованию?». Коли это уже столкновение ретроградов и неких новаторов-прогрессистов, то пусть кипит битва.

 

Юра. Мы не пеленаем его и гимнастику делаем.
Тётя. Нельзя же!
Юра. Почему?
Тётя. Он маленький!

Юра. И что? Надо запеленать, чтобы мышцы атрофировались и кровь плохо к органам поступала, так да? А вы пробовали целый день в смирительной рубашке лежать?
Тётя. Хм..
Мама. Рефлексы все работают. Ребенок здоров! Подождите, а где прививка БЦЖ?
Вера. Мы не делали!
Мама. Как не делали?! Её всем в роддоме ставят!
Молчание. Ребенок агукает.
Мама.
Так ты не в роддоме рожала?!!!
Вера. Нет.

 И зачем скатываться в пропаганду родов на дому? После яркой первой трети пьесы, такая публицистика не только тормозит действие, но и откровенно раздражает. Думаю, зритель, если заинтересуется, может и сам найти в поисковике эти цифры:

 

Вера. …В Америке и Европе давно роды на дому принимают сертифицированные акушерки. В России Минздрав не пропускает.
Юра. Роды стали бизнесом…
Вера. За 2,5 года в России родилось около 10 тысяч детей на дому.
Юра. Чиновники в шоке! И вместо того, чтобы улучшать обслуживание в роддомах, они хотят издать закон, запрещающий рожать дома!

 Жаль, но к середине повествование теряет свою ироничную прелесть и превращается в живописание, как страшно жить в городе с соседями-пьяницами и хорошо в деревне на природе. Собственно, транслируемые здесь страхи горожан и их мелкие заботы — весьма занимательны, но сделаны сцены уж как-то слишком «в лоб», авторское письмо растеряло свое изящество. Увы.

 Но верим в автора и ждем неожиданного финала! Ждем. И еще ждем. И все еще ждем всю третью часть пьесы. За это время горожане успевают немного помотать нервы поселянам и побросаться друг в друга посудой. Потом — долгий разговор о том, как природа сделала жену-истеричку более уравновешенной и женственной. Потом — рассказ говорящей МОЛИ о том, как прабабка прятала от бабки СВЕТЫ письма влюбленного в нее немца. Далее — небольшое происшествие с наркоманами. Ну куда ж без элементов «социальности»? Далее — собственник земли повышает аренду. Но все эти элементы о «как страшно жить в России» даны впроброс. Создается впечатление, что автор столкнулся с проблемой — а куда же его история идет, чем заканчивать?

 Заканчивается все смертью МОЛИ и разговорами о совершенствовании души:

 

Юра. Наше тело — это храм для Души, место её обитания. Развивая своё тело и сознание — мы совершенствуемся.
Вера. То есть?

Юра. То есть нужно заниматься физическими упражнениями, гимнастикой, танцами, пением – тем, что тебе больше нравится. Нужно становится добрее, терпимее, милосерднее — работать над своим характером!

 

А жаль, ведь все так хорошо и лихо начиналось!

 

В связи с этой пьесой, вот о чем хочется напомнить — в драматургии нарратив, как правило, в финале выходит на некое философское обобщение. Иногда — проговоренное, иногда — выплывающее из действия. Удалось ли это автору? И да, и нет. К сожалению, обобщение это у Юлии затянулось на несколько страниц и приняло форму чуть ли не проповеди о смысле жизни. Плохо ли это? Нет. Но это — «не хорошо». Мелко для человека с таким потенциалом. И на помощь здесь, как мне кажется, может прийти жанр. Собственно, его попытка и случилась в самом начале, но после — была брошена, так и не доведенной до впечатляющего финала. Возможно, автору стоит рассказать ту же историю, но иными методами? Еще раз повторю: ирония относительно себя и персонажей — это сильная сторона автора, но тут нужно что-нибудь посильнее. Более того — у автора есть некие убеждения, твердая уверенность, а хорошие тексты возникают тогда, когда человек сомневается. Поэтому, пожелаю, нет, даже попрошу Юлию почаще сомневаться!

 

 

Владимир Лидский «Золушка навсегда»

 (перейти к тексту)

Жанр своей пьесы Владимир обозначил как гиньоль-фантасмагорию. Проще говоря, этот текст, скорее всего, продемонстрирует нам плеяду пугающих образов при помощи кукл-гиньолей, более всего подобных наручному «петрушке». Текстов для кукольного театра сейчас молодые драматурги не так уж и много пишут. Поэтому читать будем с удвоенным вниманием.

К слову, фантасмагории демонстрировали при помощи так называемого «волшебного фонаря» — следует уточнить у автора, можно ли использовать привычный нам цифровой проектор? Более того, если нам предлагают такие условия игры, где приложенные к пьесе душераздирающие слайды? Автор, ну будьте же смелее — в наш цифровой век пьесами с фото и видео уже никого не удивишь. А, еще раз повторюсь, такие правила игры вы задали сами.

Ладно, перейдем к тексту. Он нарочито стилизован под, скажем так, старорусскую речь. Имена персонажей словно из гоголевских времен, но в то же время — они ничего не говорят о самих персонажах. Вот, например: Пульхерия Кондратьевна, она же Золушка. Ну и что? А у Гоголя были Собакевич и Коробочка — и вот о них сразу многое ясно. Исключение в пьесе составляет лишь Мессенджер, первый секретарь посольства Империи Зла. Смешные имена — да. Это забавно первые полторы страницы, а в пьесе их более пятидесяти. Стоит ли использовать прием, который не работает?

 Начало — вполне в духе капустника на историческом факультете. Матушка «прессует» ЗОЛУШКУ, это же делают, в духе армейских анекдотов о салабонах и дедах, и две сестрицы с повадками тупых прапорщиков. Спустя пару страниц издевательств главная героиня умирает. «Опа, неожиданно!» — так и хотелось воскликнуть мне. Хоть что-то новенькое. Почти как у Альфреда Хичкока в «Психо». Но нет! К сожалению, Золушку отливают водою и отправляют чистить зубной щеткой параши.

 Далее маменька на протяжении пяти-шести страниц топором рубит пальцы на ногах двух дочерей, чтобы втиснуть в хрустальную туфельку. Но девушкам не больно, а лишь немного щекотно. Ухищрение не помогло — туфля не налезла. Естественно, подошла она только Золушке. Произведенный эффект был таков, что аж, откуда не возьмись, свалилась Фея:

 

Гофмаршал подходит к Золушке, примеряет туфельку. Туфелька легко садится на ножку.

ЯРОСЛАВА. Ой!

СТАНИСЛАВА. Ай!

ВАРВАРА АПОЛЛИНАРИЕВНА. Ой-ва-вой!

КОНДРАТИЙ АСФАНДИЯРОВИЧ. Упс!

ПРИНЦ. Оба-на!

Все поражены. С колосников падает фея Марфа Ильинишна. Она в нелепой клоунской одежде, на голове – ярко-рыжий парик.

МАРФА ИЛЬИНИШНА. Ну, чё остолбенели, ушлёпки? Фею не видали? А вот это – наша прынцесса! (Указывает на Золушку.)  Нате вам!

Взмахивает волшебной палочкой, Золушка преображается.

ПРИНЦ (подходя к Золушке). Так вот ты где, любовь моя! Наконец-то я тебя нашёл! Вона как! Ты была околдована! А я всё думаю: что ж я тебя найти-то не могу! (Целует ей руку.) Изволь в карету, душа моя!

 

Собственно, вот в таком армейско-анекдотичном дискурсе практически вся пьеса и написана. Ждет ли нас что-то неожиданное далее? Ну, матушка сообщает дочерям, что Золушка не так уж и проста: извела всех братьев и сестер своих, да и мать в придачу, а отца оставила из соображений «целесообразности».

 Не будем заниматься далее пересказом — все желающие могут прочесть этот текст. А поговорим вот о чем: о «полумерах» — ведь именно этим сейчас и является пьеса. К сожалению, автор так и не определился, а что же он пишет: притчу, умело вскрывающую пороки страны и общества «здесь-и-сейчас» или разухабистую площадную агитку? Собственно, склоняется он ко второму, но почему же тогда сдерживаться в выражениях, почему бы не, образно выражаясь, грохнуть мощно кулаком по столу да заорать во всю глотку? Это та пьеса, доработку которой нужно начинать с честного ответа себе на простой вопрос: а чего же я хочу? Просто рассказать историю? Или транслировать смыслы? Судя по тому, что исполнителями самим автором здесь заданы куклы-петрушки, пьеса должна рубить правду-матку. Но где же она здесь? Почему мы боимся говорить открытым текстом? Автор пытается, но не всегда, потому и выходит такая вот «полумера», а не пьеса.

 Петрушки — это же балаган, шуты. Возможно, стоит поработать с этим феноменом, сделав, например, первую часть повествования в форме балагана, вторую — вертепа, а третью — словно бурсацкое представление. Беда для драматурга здесь в том, что заданный им изначально жанр подразумевает большую долю импровизации и работу с залом. А для этого важнее не репризные реплики, а мощные персонажи, коих у автора сейчас нет. А есть — лишь их несмелые наброски, произносящие иногда смешные шутки и гэги. И весьма предсказуемый финал, лишь отдаленно наполненный духом Шварца, только подтверждает все вышесказанное — автор так и не определился, а что же он пишет!

 

Скажу даже более — если хотите сделать подобное представление, нужна ли вообще пьеса? Не проще ли драматургу написать некий синопсис или примерное либретто со, скажем так, лишь некоторыми «корневыми» событиями, фразами, диалогами, оставив для артистов и режиссера достаточно воздуха для импровизации, для игры «на злобу дня»? Или (почему бы и нет?) посмотрите старую-добрую передачу «Куклы» — и сделать что-то подобное? Вот где для драматурга непаханое поле.

 

 

Екатерина Васильева «Лавочник»

 (перейти к тексту)

Первое, что бросается в глаза — крайняя экономность автора в персонажах. В «Лавочнике» их всего трое:

 

Аркадий Николаевич Мошкин, 60 лет, владелец сети продуктовых магазинов.

Валя, 35 лет, ветеринар.

Никифоровна, 60 лет, продавец.

Как правило, если не растрачивать себя еще на этапе работы над сюжетом, в текстах с малым количеством персонажей значительно проще построить «арки». А значит — «машинка пьесы» работает четче, а трансформации и трансгрессии героев ярче и работают не только на историю, но и на формирование смыслового объема пьесы.

Вторая удача автора — четко подмеченный сеттинг, который становится частью поэтики пьесы («Весь ассортимент представлен наиболее дешевым товаром») и первые фразы героев, которые сразу же задают конфликт между персонажами, четко разделяя их на два лагеря:

 Небольшой сельский магазин. На стеллажах и полках стоят хлеб, печенье, конфеты, крупы и консервы. Большую часть занимает пиво и вино в коробках. В уголке ютятся хозяйственные принадлежности. Весь ассортимент представлен наиболее дешевым товаром. На полу стоят несколько мешков с сахаром. Везде развешаны липучки для мух. Никифоровна ходит по магазину с мухобойкой. Каждый раз, прихлопнув муху, она довольно улыбается. Заходит Валя, осматривается и подходит к прилавку. Никифоровна продолжает бить мух. При каждом ударе мухобойкой Валя вздрагивает.

Никифоровна: Развелось, тварей. Продыху от них нет. А на липучки не лезут, умные стали.

Валя смущенно улыбается.

Валя: Может им не вкусно? Липучки-то.

Никифоровна: Это ж муха! Много она смыслит!

 

Другое дело, что драматургу следовало бы поработать над внутренними конфликтами героев и их проявлениями вовне (банальности типа «собака лучше человека» и «Что с меня еще взять? Старый, никчемный старик. Ничего у меня нет кроме денег» — не в счет). Стандартный прием с проговариванием вслух подтекста, когда другие герои не слышат, здесь кажется лишним. Ведь все ясно и из действия, зачем комментировать? Например, старик ничком нюхает сброшенную кофту молодой докторши, долго сдерживающая злость продавщица в сердцах пинает стойку с продуктами — зачем они еще и комментируют свои действия меткими репризами? Согласен, это очень «театрально», плоть от плоти театра, но в данном весьма тонком тексте выглядят они чуждо.

 Вообще, в данной пьесе все реплики «для зрителя» заметно портят впечатление от текста. Например:

 Аркадий: Несколько лет назад я выкупил один дом, после пожара, на этом месте сейчас магазин стоит. И когда я пришел с рабочими, она начали остатки дома сносить, а там, видимо собака была, со щенками. Я точно не знаю, не видел. Может они убежали куда-то. Но я услышал писк, и под досками нашел ее, Линду. И не взять ее я не мог. Есть на то причины. Она была такая маленькая, я кормил ее из шприца. Строили магазин, я носил ее все время с собой, мне казалось, что она замерзнет, погибнет…

Вот для кого это «Есть на то причины»? Реплика же не для героини, а направлена на зрителя, словно крючок. В иных текстах — такой прием воспринимается нормально. Но здесь, возможно за счет некой интимности, исповедальности, выглядит чуждо. Проверить легко — выбрасываем это предложение и эмоциональный накал, некая душевность только возрастает, а эмпатия зрительская не исчезает. И таких примеров в пьесе достаточно.

К слову, о конфликтах — есть же еще и внеличностные: с богом, с государством. Вот бы еще и о них не забывать.

 В целом, перед нами довольно крепкий драматургический текст. Он — несомненная удача драматурга. Но поговорить здесь хочется вот о чем: а зачем автор пишет то, что пишет? Предположим, появился еще один текст о том, что все мы найдем свои половинки, но, к сожалению, счастье иногда недостижимо по тем или иным причинам. Подчеркну, весьма талантливо написанный текст. И что? Это удовлетворит авторскую амбицию, подкрепленную несомненным талантом? А не разбазаривание ли это сил и времени автора? Почему бы ему, вам, Екатерина, не прыгнуть выше себя? Почему бы не сделать текст, который создаст некий, условно говоря, новый театр. И я сейчас не о работе с формами, а лишь о том, что в русскоязычной «новой драме» стало преступно мало прорывных текстов, мощных событий. А потенциал авторский у вас есть — пора его уже реализовать!

 

Читать еще:

Рецензии от Олега Михайлова

Рецензии от Юлии Тупикиной

Рецензии от Наталии Кирилловой

Рецензия от Григория Каковнина

Рецензии от Юлии Шумовой

Рецензии от Ирины Пекарской

Рецензии от Дарьи Голубевой. Часть 1

Рецензии от Елизаветы Авдошиной

Рецензии от Татьяны Мирошник

Рецензии от Екатерины Степаненко

Рецензии от Дэна Гуменного. Часть 1

Рецензии от Дарьи Голубевой. Часть 2

Комментарии:

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *