Театровед и театральный критик Дарья Голубева пишет отзывы на еще две пьесы-участницы литературного забега «Осенний Драмафон-2014» (первую часть рецензий Дарьи Голубевой можно посмотреть здесь):
«Забытый вагон» Аглаи Юрьевой
«Не лезь, убьет!» Людмилы Духаниной
Дарья Голубева — театровед, театральный критик.
Окончила театроведческий факультет СПбГАТИ. Поступила в аспирантуру на том же факультете и покинула ее через полгода обучения с желанием постигать новое и ездить по разным городам за работой внутри театрального процесса. В театрах и на фестивалях работала, начиная со второго курса. Хотя уже на первом помогала великому Льву Иосифовичу Гительману на фестивале «Радуга» и считает эти дни чуть ли не самыми важными в процессе обучения в Академии. Потом было много разных коллективов. Самые любимые: театр Романа Габриа, Такой Театр, Этюд-театр. Научилась практическим вещам: администрировать, проводить pr-кампании спектаклей и театральных акций (во многом благодаря курсам Марии Бошаковой), организовывать гастрольные выезды, справляться с функциями помрежа и звукорежиссера. Сейчас работает на разных проектах в качестве литературного консультанта. На сегодняшний день последний выпущенный спектакль — «Графоман» в Театре им. В.Ф. Комиссаржевской, режиссер — Александр Баргман. Интересуется современной драматургией, в 2011 году отсмотрела всю конкурсную программу фестиваля «Текстура» в Перми.
Тексты пишет редко и под настроение. С профессией внутренне конфликтует. Считает, что актеров, режиссеров, художников и авторов нужно любить и в первую очередь уважительно относится к их труду. Предпочитает работу в театре.
Публикуется в интернет-газете «Бумага», интернет-портале iUni.ru, журнале и портале «Ваш Досуг».
Аглая Юрьева «Забытый вагон»
Первое, на что обращаешь внимание, – жанр и список действующих лиц. Жанровая принадлежность пьесы сразу же интригует и обнадеживает: «комедия на грани абсурда» – это серьезная заявка. Персонажи все безымянные, как будто это маски или архетипы: Женщина-мать, Девочка, Очень нервная женщина и так далее. И только у работника метрополитена есть имя, почему-то финское – Тапса Мякконен.
Пьеса действительно частично близка к абсурдизму, поскольку изначально все связано со случаем (вагон застрял посреди тоннеля в метро), и фабула, в общем и целом, строится вокруг проблемы коммуникации. Да и комическое автор, видимо, понимает в философском смысле, то есть текст, так или иначе, обретает социально-критическую направленность.
Две основные проблемы пьесы: недостоверность персонажей и искусственное возникновение тем. Все эти люди, помещенные Аглаей Юрьевой в один позабытый посреди тоннеля вагон, находящиеся в стрессовой ситуации, вобрали в себя все возможные стереотипы. Достаточно внимательно рассмотреть «Лже-террориста с сильным грузинским акцентом, а попросту Грузина». Этот персонаж и в самом деле разговаривает, как типичный герой анекдота, со всеми возможными восклицаниями вроде «Вах!» и в основном о том, что он не приезжий, а здесь и родился, и всю жизнь прожил. Женщина-мать, видимо, должна была стать чуть ли не олицетворением всего самого неприятного, оправдываемого ею же самой лозунгом «а у меня ребенок». При этом некоторые персонажи так и остаются усредненными – например, Девушка и Юноша ничем и не выделяются. Ближе к финалу у узников метрополитена внезапно возникают имена, что сразу же подламывает авторскую концепцию «масочности», и так не устойчивую из-за размытых критериев отбора условных масок. Но, с другой стороны, если одному представителю этой самой концепции сразу повезло с фамилией и именем, то почему нужно обделять остальных? Почему же работник метрополитена стал финном? Вопрос без ответа. Может быть, потому что финны, с точки зрения авторов анекдотов, тоже смешные? Или возникающие реплики на финском языке – это экзотично?
Тематический разброс в пьесе тоже вызывает ряд вопросов. Темы сменяются под влиянием бурления сознания того или иного персонажа. Они просто перескакивают с темы на тему, что, кстати, никак не помогает приближению к абсурду, потому что это не иллюстрирует проблему коммуникации, а как раз наоборот. Зато каждый новый разговор персонажей нет-нет, да и наводит на мысли о современном обществе, то есть затрагивает социально-критический аспект. Но, кажется, что можно было бы прописать темы тоньше и остроумнее, не так резко. В конце концов, в лучших образчиках сатирической драматургии человеческие пороки выявлялись постепенно, а не заявлялись авторами сразу же.
Финал «Забытого вагона» категорически выбивается из все-таки выстроенной общей концепции. Вдруг почти каждый выходит в сольный стихотворный или вокальный номер, никак не характеризующий исполнителя, а потом все вместе, выстроившись «паровозиком», под летку-енку «прыгают в направлении кулис». Можно сказать, что пьеса меняет жанр и приближается уже скорее к сюрреализму, а не к абсурду.
Автору стоит решить для себя, какой основной мотив хочется заложить в этот текст. Без основания и выверенной структуры распадается любое умозрительное построение. А «Забытый вагон» пока остается умозрительным построением, то есть в основном догадками читателя относительно авторского замысла.
Людмила Духанина «Не лезь, убьет!»
В каждой пьесе, как и вообще во всяком художественном произведении, непременно должна быть тема, идея – отправная точка. Впоследствии тему можно трансформировать, прятать, подменять и заменять на другую, но что-то должно все-таки быть заложено в самом начале, как только автор садится писать. Тема текста Людмилы Духаниной «Не лезь, убьет!» в процессе чтения так и остается неразгаданной. Хотя периодически возникают разного рода домыслы. Сначала кажется, что вот-вот выбредаешь на социальную тематику.
Девочка, у которой проблемы с матерью; компания неблагополучных подростков на чердаке, – у одного из них условный срок, они ведут таинственные разговоры, кажется, что-то замышляют. Причем в их беседе и планах возникают странные временные шифры. То, что они планируют, а что – мы так и не узнаем, они хотят осуществить именно в 16 часов 16 минут или 15 часов 15 минут. Поневоле начинаешь задумываться о сакральном значении времени, но поскольку автор, видимо, об этом забывает, то и читатель на эту загадку ответа не найдет. И что, и кто только не появляется в сюжете в дальнейшем. Некий Толик, парень из квартиры ниже этажом, закрывший ребят на чердаке, случайно обнаруженный пистолет, вспомогательные персонажи, вроде Полины и тети Тони, которые, в общем, никак ни на что и не влияют.
Странный прием монтажа эпизодов (пьеса состоит именно из смонтированных эпизодов: темы возникают и тут же уходят куда-то, наслаиваясь одна на другую, перемешиваясь и путая читателя) мог бы вызвать ассоциацию, например, с затуманенным сознанием Жени, главной героини. Равно как и чердак мог бы стать образом ее замкнутости, собственного, созданного ею мира. Но эти возможности автор пока упустил.
Дело в том, что не только конфликт и структурные элементы – кульминацию, например, определить невозможно, но даже фабула и суть истории ускользают. Что же касается персонажей, то следовало бы серьезно подумать об их детальной проработке. Не ясно, сколько ребятам лет, потому что их неуравновешенность и странное поведение никак не позволяют хотя бы приблизительно определить возраст. Важную роль играет психология. В диалоге с Полиной про отношения с матерью Женя высказывает мысли обиженного двенадцатилетнего ребенка. Странная ссора возникает между только что увидевшими друг друга первый раз в жизни Аней и Женей. Очевидно, по поводу одного из молодых людей. Но на каком основании Аня кидается на Женю и кого к кому она ревнует, читатель так и не поймет.
Чтобы к финалу раскрутить до конца одну из сюжетных линий, автор прописывает монолог Толика, полагающего, что он уже месяц состоит в переписке с Полиной, хотя под ее фотографией и именем в одной из социальных сетей скрывается как раз Женя. И Толя рассказывает Полине о том, что они переписываются, что они друг другу пишут и так далее, при этом он не сомневается, что его собеседница в интернете именно Полина. И здесь можно констатировать отсутствие логики. Как минимум, поведение Полины должно было вызвать у героя некоторое количество вопросов, но он спокойно уезжает в командировку и явно собирается звонить девушке, когда вернется. Про какой пожар говорит тетя Тоня сразу после реплики про мачеху Жени: «Пойду посмотрю. Мало ли. А вдруг пожар. Все сгорим»? Про какую невесту и почему вдруг говорит Толя: «Стоило мне из машины выйти, она тут как тут. Глазищами зырк, но молчала»? Вероятно, есть какие-то позабытые автором тематические осколки.
В итоге читатель так и не сможет до конца разобраться в этой истории, равно как и осознать смысловую нагрузку названия.
Кажется, автору стоило бы всерьез заняться анализом собственной пьесы. Собрать воедино разрозненные эпизоды, продумать фабулу, найди ядро истории и затем уже разрабатывать персонажей. Может получиться интересный материал, но главное – понять, про что и про кого этот текст, найти отправную точку.
Читать еще:
Рецензии от Наталии Кирилловой
Рецензия от Григория Каковнина
Рецензии от Дарьи Голубевой. Часть 1
Рецензии от Елизаветы Авдошиной
Рецензии от Екатерины Степаненко
Рецензии от Дэна Гуменного. Часть 1
Аглая Юрьева
Очевидно, рецензента смутил подзаголовок о комедии на грани абсурда, и он ожидал что-то в духе Ионеско. Разумеется, нет. Можно было бы написать «комедия на грани нервного срыва». Прав рецензент относительно «социально-критического» аспекта. Персонажи безымянны, потому как это случайные товарищи по несчастью. Мы же не знакомимся, например, в очереди, даже если разговоримся с кем-то. Имен они НЕ ОБРЕТАЮТ в конце, им все равно. Персонажи обращаются по имени только к тому, кого они знают (мама — к дочке, девушка — к юноше), а интерес к Босой женщине подогрет только интересом к греческому имени. Работник метрополитена как раз официальное лицо, он человек извне,поэтому наделен и маркированным именем. Нервная обстановка как раз и раскрывает характеры персонажей, а также ведет к перескокам микротем.И здесь вполне вожможны диалоги, строящиеся как обмен ассоциациями — словесными, «мемориальными» и пр. Вероятно, можно сделать и тоньше, не спорю. Но в критической ситуации все происходит быстрее. Каждый персонаж вступает в конфликт или мини-конфликт с окружающими, каждый раскрывается по-своему, и каждый персонаж наделен своим «языковым паспортом». То ли рецензент намеренно не видит, что вербальный текст представляет собой плотно переплетенную ткань, в которой не пропадает ни одна деталь (вплоть до валидола), то ли нацелен лишь на «действо», поэтому и видятся ему лишь песни и пляски (хотя и через них раскрывается характер персонажей). Проблема, опять же как заметил рецензент,»наводит на мысли о современном обществе» — обществе, в котором на одном языке говорят разные представители национальностей, явно или в душе недолюбливающие друг друга и создавшие прочные мнения относительно друг друга. А по сути мы все в одном вагоне (забытом или еще не забытом), называемом Россией.
Наверное, рецензент устал, потому что до этого писал отзывы на пять других пьес. Желаю успехов!
Александр Кастелло
Комментарий по существу. Это очень хорошо, в первую очередь для автора, что есть такая профессиональная рецензия на работу. И не надо обижаться — надо учиться!
К Даше лично. Я давно пишу «в стол» и пьесы и сценарии, так как устал выставляться. Моя пьеса «Картинки войны или эликсир молодости для будущих поколений» попала в шорт-лист всероссийского драматического конкурса «Долг.Честь.Достоинство». А пьеса «Гарнизон» — в лонг-лист данного конкурса.И ничего не изменилось. Хочу выпустить 2 книги: ПЬЕСЫ ДЛЯ ТЕАТРА и СЦЕНАРИИ. Требуется редактор. В то же время можно подумать о создании собственного альтернативного театрального периодического издания. Главное, чтобы этот журнал попадал адресату. Подписал: Александр Кастелло тел.+7 9266932792